Моя дружба с солдатом ⇐ Гей-истории

[صديقي العزيز]

В то лето я гостил к тетки в деревне, а недалеко от поселка находилась военная часть Мне было 11 лет и как все мальчишкия хотел быть солдатом , да непросто солдат а на машине, шофер! И я познакомился с одним таким солдатиком - водителем небольшой машине 0н подъезжал к моему дому, пипикал, я выбегал и мы ездили по его делам... А уже под вечер мы сварасивалиик реке , купались и отдыхали.
Солдата звали Иван. У него была широкая грудь как у взрослого мужчины немного волосатая, сильные руки и очень большая и грубая ладонь. Особенно это чувствуется, когда он просовывает ее под мою рубашку, поглаживая спину и опуская руку под резинку трико, поочередно сжимая то одну, то другую ягодицы. Я хихика в это момент , мне немного было стыдно и неловко Но и в тоже время очень приятно Отца у меня не было и я его чувствовал как взрослого мужчину похожего на моего папу!
А еще от его пахнет табаком и потом, и этот запах мне не нравился... Зато Ивану нравится вдыхать запах мальчика, так похожего на девочку. Я был белокурый с длинными вьющими волосами , белое детское тело худенького мальчика и алые сочнуе губки Да и еще голубые глаза у меня - поэтому меня многие называли девочкой в первый момент знакомства я этого очень стеснялся.
Мы искупались и легли на мягкую травку И тут он подхватывает сильными руками мое легкое тело и положил на свою широкую грудь. Я всегда мечтал так полежать на своем папе...
Вдруг глядя в мои глаза он спросил : "Хочешь дружить по настоящему?"
"Да! "- задыхается от счастья ответил я. По правде говоря, я не знает, как могут дружить солдат и мальчик. Но мне всегда хотелось иметь настоящего друга - сильного и доброго, с которым можно было бы говорить на равных, такого, как этот солдат. Он совсем не зазнается и еще позволяет на нем лежать...
"Поцелуй меня, "- просит солдат.
" А разве друзья целуются?" - удивляется я. - "Целуются тети с дядями,- я в кино видел"
"Если друзья настоящие, они тоже целуются.
"Самые - самые настоящие? - .
"Ну да," - нетерпеливо говорит солдат, - "если ты, конечно, не против быть самым-самым... - А ты? Ты не против?"
" Я же позволил тебе лечь на меня. Такое только очень близким друзьям позволяют."
"Я хочу быть твоим другом, сильно хочу!" - признается я и прижался к его губам.
И Иван целует меня в розовые, чуть влажные губы. И каждый последующий поцелуй длится дольше предыдущего. При этом мне кажется, что солдат дрожит. И хотя мне не очень-то нравятся эти поцелуи, а если честно, то и вовсе не нравятся, однако я не сопротивляется, боясь обидеть своего щедрого друга.
" Еще," - заплетающимся языком просит солдат, - "пожалуйста, еще. Я сильно хочу... быть твоим другом."
И снова я целует его. И тогда солдат, не выпуская моих губ из своих, переворачивает меня на спину, осторожно подминая под себя.
"Тебе не больно?" - шепчет он."
Нет. Ты не слишком тяжелый."
"Вот и хорошо. А знаешь что я больше всего хочу ?- спрашивает Иван у меня.
"Нет, Не знаю... "и Иван говорить : "я хочу Целовать тебя всего."
" как это!? " - удивился я
"Какой ты еще глупый. Я же сказал: всего..."
И Иван стал целовать мою грудь постепенно опускаясь все ниже и ниже к моему животу... И вот он прижался личиком к моим мокрым трусикам.... Стаскивает их и прижимается губами поцелуе к моей пиписьки...
Недоразвитый клювик мой оказывается во рту солдата. Мне щекотно и немножко стыдно. Но если его друг так хочет... Разве я может ему отказать?
Между тем, членик мой уже так набух, как это часто случается по утрам, когда мальчику хочется пи-пи.
В такие минуты клювик становится твердым-претвердым, и раза в два больше, чем обычно, когда не хочется пи-пи.
Вспомнив об этом, я испугался: если он не выдержит, то может написать прямо в рот другу и тогда их дружбе конец.
- Не надо, - прошу я. - Тебе разве не противно? Разве можно писю драть в рот!?.
Солдат пощекотал влажным и горячим языком набухший кончик детского перчика, не охотно оторвался от этого занятия и лишь после этого сказал:
- Совсем не противно. С чего ты взял? Ведь я твой друг. Настоящий! А ты - нет.
- Почему? - удивляется я.
- Потому что ты не хочешь целовать меня сюда, - дрожащей рукой солдат приподнял трусы и из нее выныривает нечто такое громадное, чего мне до этого мига еще не доводилось видеть. А еще там почему-то все было волосато как на голове.
От неожиданности от вздрагивает и в страхе я зажмуриваюсь. И лишь спустя минуту, до меня доходит: это то же самое, что и у меня, только раз в пять или семь больше. И волосатая.
"Ну вот, - говорит солдат, - а еще клялся в настоящей дружбе...
-" Я... разве... отказываюсь, - шепчу я . Голос мой куда-то исчез. - Но я же не знал, что ты любишь... ну... когда целуют твою пипиську."
"Пипиську? Ну да... я понял!"
Он огорченно вздыхает, медленно запихивает обратно в трусы сильно возбужденный и оттого не послушный член, всем своим видом выказывая обиду и, давая понять, что поищет себе приятеля в другом месте.
"Не надо, "- испуганно шепчет мальчик. - "Не обижайся и не прячь его. Я буду целовать сколько ты захочешь, хоть час, хоть два. А хочешь - до самого вечера. И завтра тоже, и всегда". - Я чуть ли не плачет: так мне обидно потерять друга.
Из-за таких пустяков их только что зародившаяся, еще такая хрупкая, как молоденькая сыроежка, дружба может превратиться в грибное крошево.
" Сладкий мой," - гладит меня солдат, - "не плачь. Я же - человек слова, и мы будем дружить сколько ты захочешь."
Он берет мена за шею и нежно, но твердо притягивает его голову к своему члену. - "Целуй сколько сможешь..."
Я неуклюже обхватил маленькими ладошками солдатский фаллос и чмокнул в толстенную, словно груша, головку. Из дырочки, что посреди головки, выкатилась прозрачная капелька и застыла.
Мне показалось, что солдат тоже хочет пи-пи, и он на миг перестал целовать эту пылающую каким-то удивительным огнем грушу, пахнущую почти так же, как губы солдата... - "Целуй! Чего же ты?" - нетерпеливо говорит Иван. И я целует его в эту капельку. - "Возьми конец в ротик! "- командует тот.
Головка сразу же заняла весь рот и на большее там попросту не хватило бы места, даже для той капельки. Я не столько испугался, сколько удивился, когда мой рот стал быстро наполняться брызгами чем-то вязким и теплым, похожим на кисель.
Но эта жидкость по вкусу совсем не походила на кисель: она не была сладкой, она не была горькой ... Она была как будто бы совершенно безвкусной. И в то же время некий необъяснимый привкус в ней я уловил.
Что-то едва уловимое и давно забытое... не совсем такое, но похожее...
"Глотай скорее! Ну же!" - сквозь дикие всхрапы выкрикивает солдат.
И я послушно глотает, но оно все не кончается.
"Чудно, - думает я, - почему так дергается и стонет солдат? Если ему больно, почему он не вытащит свою пипиську изо рта? А может, ему приятно, вот он и стонет. Может, всем дядям и солдатам с большими пиписьками очень сладко, когда они суют их кому-нибудь в рот? И почему они у них такие большие? Это же так не удобно, когда такие большие. Даже во рту не помещаются. И в трусиках им тесно... А моя пиписька поместилась у него вся целиком, даже с яичками. Я же чувствовал, как было горячо. Но почему тогда я не стонал? И почему у меня ничего такого не текло, а у него продолжает течь?"
В моей голове родилась тысяча вопросов, и ни на один из них он не находил ответа. Конечно, я мог бы прямо сейчас задать их солдату, но как, если рот занят этой набухшей головкой, которую солдат и не думает вынимать.
Сам же я не могу выплюнуть ее, потому что солдат цепко держит меня за шею - головы не повернуть. И стонет, стонет...а его пися продолжает пульсировать , выбрасыва что то в мой рот...
Но вот наконец я кончил глотать, во рту стало свободнее, головка сделалась помягче. И хотя я продолжал посасывать эту странную соску, из нее, наконец, перестало капать.
И Иван обмяг стал ласкать и целовать меня снова говоря мне ласковые слова какой я милый сладкий мальчик...